Чужое сердце - Страница 6

К оглавлению

6

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

В машине он закурил, а я открыла окно, чтобы дым выветривался. Вообще-то я терпеть не могу курения в моем присутствии, но глава ОМР никогда не спрашивает разрешения. Кроме того, он курит очень дорогие сигареты, и их запах раздражает не так сильно, как большинство других.

– Ну, – сказал Лицкявичус, выпустив дым через ноздри несколько раз, – что скажете?

– Ужас! – мгновенно ответила я. – Просто кошмар какой-то, вот уж не думала, что когда-нибудь столкнусь с кражей органов! По телевизору много раз видела передачи, фильмы, опять же – но лично?!

Лицкявичус молча стряхнул пепел за стекло, и я решила спросить:

– А вы-то сами что думаете?

– Я думаю, что мальчишке здорово повезло, – ответил он, откидываясь на спинку сиденья. – Обычно в таких случаях они не возвращаются.

Сначала я не поняла, что имел в виду глава ОМР, но потом ужаснулась, подумав, что он, скорее всего, прав. Толик остался жив, и это большая удача, ведь у него всего лишь отрезали кусочек плоти. Конечно, «всего лишь» звучит цинично, но Лицкявичус прав, и через несколько лет малыш и не вспомнит о том, что с ним произошло. А вот его родители до конца своих дней станут вспоминать обстоятельства этого дела, как свой самый худший кошмар!

– Еще я думаю, – продолжал между тем Лицкявичус, – что работали профи. Операция проделана чисто – это прекрасно видно и на рентгене, и на УЗИ. Швы аккуратные, и создается впечатление, что те, кто проводил хирургию, не хотели причинить ребенку больший вред, чем необходимо.

Я заметила, что мой начальник старательно избегает называть тех, кто искалечил Толика, врачами, он использует слово «профессионалы», даже слова «люди» Лицкявичус не произносил.

– Что вы хотите сказать? – попыталась уточнить я.

– Только то, что для проведения операции такого уровня необходимы соответствующие условия. В подвале или на чердаке ничего подобного сделать невозможно, значит, у них есть подходящее помещение. Дальше. Мальчику переливали кровь – вы не могли не заметить следы от игл у него на сгибах локтей, да и вообще подобные операции проходят с большой кровопотерей. У него вторая группа А, отрицательный резус. Это значит, что у преступников имелся доступ к крови и плазме.

– Они могли купить ее? – предположила я. – В любой больнице можно это сделать – мы и не с таким сталкивались!

– Вы правы, – кивнул Лицкявичус. – В наше время все продается и покупается – даже дети и органы.

Он произнес это без всякого выражения, и я почувствовала, что за этим стоит нечто большее, нежели простое возмущение ситуацией. К своему стыду, должна признать, что за все время нашего общения глава ОМР так и остался для меня загадкой. Случайно мне удалось узнать, что когда-то он здорово пил, но потом, в одночасье, сумел взять себя в руки и избавился от пагубной привычки. Еще мне было известно, что жена Лицкявичуса впоследствии вышла замуж за его бывшего однокашника, у которого имелся сын Никита – тот самый, что сейчас также работает в ОМР, – вот и вся информация, находившаяся в моем распоряжении. И еще меня постоянно поражала способность моего босса подмечать мелкие детали. Я ведь тоже читала отчет лечащего врача Толика, но не запомнила группу крови!

– Вы что, серьезно думаете, что в какой-то клинике могут проводиться подобные нелегальные операции? – недоверчиво спросила я.

– Нельзя исключать и такой расклад, – кивнул Лицкявичус, поворачивая ключ в замке зажигания. – Будем выяснять. В любом случае надо, чтобы Никита посмотрел ребенка. Он все же трансплантолог, хоть обычно с детьми дела и не имеет, – возможно, увидит то, чего не можем мы с вами. Однако, – добавил он, – у меня есть ощущение, что наш мальчик – далеко не последний в этой цепочке и, возможно, даже не первый.

* * *

Придя домой, я сразу почувствовала, что Шилов уже там, несмотря на то, что свет везде был выключен, хотя на улице уже стемнело.

– Эй! – позвала я в пустоту, одновременно стаскивая сапоги и влезая в тапочки. – Есть кто живой?

Так как Олег не отзывался, я прошла в гостиную. Не найдя его там, я открыла дверь спальни. Шилов в одежде лежал на кровати, освещенный только огнями улицы, проникавшими сквозь большое окно-эркер.

– Ты чего тут? – встревожилась я, приближаясь. – Заболел?

– Умер, – слабо отозвался Олег, убирая руку, которой до того прикрывал глаза.

– Неужели? – усмехнулась я, поняв, что не все так плохо, как казалось вначале, если Олег еще способен шутить. – А диагноз?

– Видимо, шизофрения, – простонал он, – осложненная открытой черепно-мозговой травмой.

– Ужасно, – промурлыкала я, подползая к Олегу и просовывая руку под его шею, щекоча затылок. – Просто ужасно! Знаешь, у меня есть один очень хороший психиатр...

Олег застонал и перекатился на бок, так что его глаза оказались на одном уровне с моими.

– Есть нечего, – сказал он. – Не мог заставить себя подняться и что-то приготовить.

– Не волнуйся, я сама все сделаю, – потрепала я Олега по щеке.

– Ты просто перпетуум-мобиле какой-то, Агния! – пробормотал Олег. – А я вот ощущаю себя старой развалиной.

– Ну, развалиной – возможно, – безжалостно согласилась я. – Но не такой уж и старой.

– Спасибо на добром слове! – пробурчал Шилов, и я направилась на кухню.

Холодильник оказался плотно забит всякой всячиной – накануне мы с Олегом съездили в «Ашан» и основательно запаслись продуктами. Сварганив на скорую руку омлет с помидорами и шампиньонами, зеленый салат и нарезав красную рыбу собственного посола, я приступила к завариванию зеленого чая для Шилова, когда он и сам вполз на кухню, едва переставляя ноги, и плюхнулся на стул.

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

6